Около десяти лет Вашингтон не обращал внимание на Афганистан, пока не случилось 11 сентября. В октябре 2001 года Америка начала бомбить страну, а затем при поддержке британских войск, развернуло полноценное вторжение, возглавляемое местными полевыми командирами. Режим Талибана стремительно рухнул, чем удивил многих правительственных чиновников. Возможно, что решающим фактором здесь стал запрет на опиум.
У Афганистана было двадцать лет, чтобы нарастить другие ресурсы — капитал, земли, вода и труд — помимо опиума и героина. Талибан наложил запрет на выращивание опиума, когда его практически можно было назвать единственной агрокультурой в стране. На долю торговли наркотиками приходилась большая часть налоговых поступлений, большая часть экспортных доходов и значительная доля занятости населения.
Неожиданное желание Талибана избавиться от опиума оказалось экономическим самоубийством, которое ослабило общество и так существовавшее на грани краха. Исследование ООН 2001-го года установило, что из-за запрета «потеряли доход около 3,3 миллиона человек», а это около 15 % населения. В ООН решили, что при таком раскладе «западным вооружениям будет легче убедить сельские элиты и население восстать против режима».
Менее чем через месяц смертоносная американская бомбардировочная компания в сочетании с наземными атаками союзников разгромили ослабевшую оборону Талибана. Но долгосрочная перспектива США лишь в буквальном смысле посеяла зёрна для возрождения Талибана через четыре года.
В октябре 2001-го года, когда американские бомбардировки были в самом разгаре, ЦРУ выделило 70 миллионов долларов в Афганистан для мобилизации племенных военачальников, которые работали в коалиции с США во времена Холодной войны для борьбы с талибами. Джордж Буш назвал тогда эти расходы одной из самых «удачных сделок» в истории. Для захвата Кабула и ключевых городов Афганистана Управление предоставило деньги лидерам Северного Альянса, в который входили этнические таджикские армии, сражавшееся против Советов в 80-х и неподдерживающие правительство Талибана в 90-х. В свою очередь, союзники контролировали большую часть наркотраффика на северо-востоке Афганистана ещё со времён правительства Талибана. ЦРУ также обратилось к группе влиятельных пуштунских полевых командиров вдоль границы с Пакистаном, которые активно работали в качестве контрабандистов наркотиков в юго-восточной части страны. В результате, когда Талибан рухнул, уже были заложены основы для возобновления выращивания опия и торговли наркотиками в крупном масштабе.
После того, как Кабул и другие важные города были захвачены, Управление быстро уступило контроль союзническим войскам и гражданским чиновникам. В последующие годы их малоэффективные программы по борьбе с наркотиками будут значительно уступать растущим прибылям от наркотрафика у военачальников, а затем и у боевиков Талиба. Это один из первых исторических прецедентов, когда запрещённые наркотики составляли 62 % от ВВП страны.
Согласно отчёту The New York Times, министр обороны Дональд Рамсфелд отрицал «растущие доказательства, что деньги от продажи наркотиков получает Талибан», в то время как ЦРУ и армия «закрывали глаза на аналогичную деятельность у видных военачальников».
В конце 2004 года Белый дом неожиданно получил тревожную информацию от ЦРУ: расширяющаяся наркоторговля начинает подпитывать силы Талибана. Заручившись поддержкой Джорджа Буша, госсекретать Колин Пауэлл призвал к осуществлению решительной стратегии по борьбе с наркотиками в сельской местности Афганистана, включая применения дефолиантов, которые ранее использовали в борьбе с кокаиновыми плантациями в Колумбии. Но посол США в Афганистане Залмай Халилзад при поддержке Ашрафа Гани (министра финансов, а затем президента Афганистана в 2014 году) раскритиковал такой подход и предупредил, что программа приведёт к «всеобщему обнищанию» в стране и потребуется поддержка в размере 20 миллиардов долларов, чтобы создать «полноценные альтернативные условия для жизни». В качестве компромисса Вашингтон решил полагаться на частные фирмы, такие как DynCorp, которые будут тренировать афганские команды для уничтожения наркотиков. Однако в 2005 году такие попытки, по словам корреспондента The New York Times Карлотты Галл, больше смахивали «на цирк».
В 2007 году «Обзор по опию в Афганистане» от ООН показал, что тогдашний рекордный урожай опиума составил приблизительно 8200 тонн и тем самым обеспечил 93 % от объема незаконных поставок героина в мире. Примечательно, мировая организация заявила, что боевики Талибана начали «за счёт торговли наркотики получать оружие, материально-техническое обеспечение и деньги на оплату армии». В 2008 году повстанцы собрали 425 миллионов долларов в качестве «налогов» на опиумный трафик. С каждым новым урожаем они получали достаточно средств для найма новых бойцов из местных деревень. Каждый из этих предполагаемых боевиков мог рассчитывать на месячную ставку в 300 долларов, что намного выше того, что они заработали бы работая в сельском хозяйстве.
Для того, чтобы сдержать надвигающиеся волнения, в середине 2008 года Вашингтон решил отправить свыше 40 000 американских солдат и укрепить союзные войска до 70 000 человек. Осознав ключевую роль доходов от опиума для Талибана, союзное командование также направило команды, которые предоставляли помощь в уничтожении наркотиков в богатых маком провинциях. Произошло нечто неожиданное. Тот самый рекордный урожай 2007 года привёл к избытку опиума, что отразилось на его цене, а одновременная нехватка продовольствия сделала пшеницу конкурентоспособной. Спустя два года в ключевых районах провинцией Гильменд и Нангархар, благодаря гуманитарной помощи по выращиванию продовольственных культур, культивирование мака упало с рекордных 200 000 гектаров до 123 000, однако и этих денег всё равно хватило на поддержку Талибана. Между тем, неумелые и тяжкие попытки подавить наркоторговлю лишь усилили противостояние США и их союзников.
В 2009 году число боевиков настолько сильно увеличилось, что новоявленной администрации Обамы пришлось «вбросить» 102 000 американских солдат для борьбы с Талибаном. После нескольких месяцев развёртывания войск, главная революционная стратегия президента Обамы была официально реализована на рассвете 13 февраля 2010-го года в Мардже, отдаленном городке провинции Гильменд. По мере того, как вертолеты приземлялись на её окраинах, поднимая облака пыли, сотни морских пехотинцев проносились через поля опийного мака в глиняные поселения. Хотя их целью были местные боевики, морские пехотинцы фактически заняли одну из столиц мировой торговли героином.
Неделю спустя генерал Стэнли МакКристал встретился с вице-президентом Афганистана Каримом Халили. Они обсудили развертывание новой информационной компании для борьбы с боевиками, чтобы успокоить такие деревни, как Марджа. Однако у местных наркоторговцев были другие идеи на этот счёт. «Если они придут сюда с тракторами, то им сперва придётся переехать меня», — заявила афганская вдова под крики поддержки её односельчан. Говоря по спутниковому телефону из опийных полей, один представитель посольства США сказал мне:
«Вы не можете выиграть эту войну, не захватив производство наркотиков в провинции Гильменд».
Не сумев искоренить урожай мака, который финансировал новых боевиков каждую весну, операция Обамы также оказалось неудачной. На фоне стремительного вывода союзных войск с целью успеть к установленному Обамой крайнему сроку завершения всех боевых действий (каковым является декабрь 2014-го) , значительное сокращение воздушных операций позволило талибам начать массовые наступательные действия, в результате которых погибло рекордное количество афганских военнослужащих и полиции.
В это же время специальный генеральный инспектор США по восстановлению Афганистана Джон Сопко предложил свою версию живучести Талибана. Несмотря на то, что в течение предыдущего десятилетия в рамках программ «искоренения наркотиков» было потрачено порядка 7,6 млрд. долларов, он пришел к выводу, что «по любой мыслимой метрике мы потерпели неудачу. Производство и культивация продолжаются, запрет и искоренение потерпели фиаско, финансовая поддержка повстанцев возрастает, а наркомания и зависимость находятся на беспрецедентных уровнях в Афганистане».
Свежие данные от ООН по урожаю опиума в 2014 году предполагали, что уровень производства был близок к показателям 2007-го года. Сопко, наблюдая за тем, как наркотики полезли на мировой рынок, а расходы по борьбе США выросли до 8 миллиардов долларов, попытался объяснить эти события на понятном для американцев языке. « Для выращивания опийного мака в Афганистане используется примерно 500 000 акров или около 780 квадратных миль. Это около 400 000 футбольных полей США, включая зоны защиты».
В 2015 году Талибан решительно перехватил боевую инициативу, и опиум начал ещё сильнее влиять на их операции. В октябре 2015 года ООН показали карту, на которой видно, что Талибан контролирует свыше половины сельских районов страны. На протяжении месяца боевики развязывали наступательные действия по всей стране, которые были направлены на захват и удержание территорий. Неудивительно, что самые яростные бои проходили в маковом сердце Гильмендской провинции, где выращивалась половина урожая опиума в стране.
В 2016 году, пятнадцать лет спустя после «освобождения» Афганистана, и в результате значительного разворота политики сокращения администрации Обамы, Вашингтон провёл ещё один ввод американских войск в провинцию Гильменд, чтобы лишить повстанцев «экономической премии». Несмотря на поддержку военно-воздушных сил США и 700 военнослужащих специального назначения, в феврале и марте 2016 года боевики из Афганистана отступили от двух районов, в результате чего талибы в значительной степени контролировали 10 из 14 районов провинции.
Американские авиаудары стали последним и слабым оплотом обороны афганского правительства. Молча признав неудачу, администрация Обамы завершила запланированный вывод в июне 2016 года, что позволило американским войскам вернуться к фактическому бою и через месяц объявить, что в обозримом будущем на территории Афганистана останется 8 400 военнослужащих.
В Гильменде и в других стратегических провинциях афганская армия, по-видимому, проигрывает борьбу, которая в настоящее время ведётся за контроль над доходами от опия в стране. «Афганские правительственные чиновники стали непосредственно участвовать в торговле опиумом», — сообщает The New York Times в феврале 2016 года. В процессе, где задействовано практически всё правительство, провинциальные должностные лица передали часть своей незаконной прибыли «вверх по цепи, вплоть до должностных лиц в Кабуле ... тем самым гарантируя, что местные власти будут поддерживать выращивание опиума».
Одновременно в ходе расследования, проведенного Советом Безопасности ООН, было установлено, что Талибан систематически участвует в «цепочке поставок на каждом этапе торговли наркотиками» — собирает 10% налога на культивирование опиума в Гильменде, борится за контроль над лабораториями героина и действует в качестве «главного гаранта по торговле сырьем опия и героина из Афганистана». Талибан настолько глубоко и крепко связан с этим, что, согласно The New York Times, «трудно отличить группу от специализированного наркокартеля».
Такие мрачные тенденции сохранялись на протяжении 2017 года, поскольку урожай опия в Афганистане почти удвоился до 9 000 тонн, что значительно выше предыдущего пика в 8 200 тонн в 2007 году. В провинции Гильменд площади полей маков увеличились на 79% до 144 000 гектаров, что составляет 44 % от общего урожая страны. В ноябре командование США, убеждённое в том, что опиум предоставляет 60% средств талибов на оплату боевикам и покупку оружия — ободряло и подталкивало решение Дональда Трампа «выиграть» афганскую войну — впервые отправило F-22 и бомбардировщики B-52 для уничтожения 10 лабораторий героина Талибана в Гильменде.
В обозримом будущем опиум, вероятно, по-прежнему будет играть важную роль в сельской экономике, деятельности талибов и коррупции правительства, что всё вместе составляет афганскую головоломку.
Американские неудачи в Афганистане дают более полное представление о границах её международной власти. Выращивание опийного мака и деятельность талибов свидетельствует о том, в какой степени политика, которую Вашингтон использовал по отношению к Афганистану с 2001 года, зашла в тупик. Для большинства людей во всём мире экономическая деятельность, производство и обмен товаров — главный контакт с их правительством. Однако, когда самый главный товар страны незаконен, тогда политическая лояльность, естественно, переходит к экономическим сетям, которые безопасно и тайно перемещают этот продукт с полей на внешние рынки, обеспечивая защиту, финансы и занятость на всех этапах. «Торговля наркотиками отравляет афганский финансовый сектор и подпитывает растущую теневую экономику», — объяснил Джон Сопко в 2014 году. «Что, в свою очередь, подрывает легитимность афганского государства, развивая коррупцию, питая преступные сети и предоставляя значительную финансовую поддержку Талибану и другим повстанческим группам».
После 16 лет непрерывной войны Вашингтон столкнулся с тем же выбором, что и в 2010 году, когда генералы Обамы перебросили морских пехотинцев в Маржу. Как и в последние полтора десятилетия, США не сдвинулись с места. Пока тает снег с горных склонов, а мак проростает сквозь почву каждую весну, всегда будет новая партия новобранцев-подростков из обедневших деревень, готовых сражаться за повстанческое дело.
Однако для этой проблемной земли и её сложной политической ситуации существуют альтернативы. Инвестирование даже небольшой части всего потраченного грантового военного финансирования в сельское хозяйство страны могло привести к большим экономическим возможностям для миллионов фермеров, которые зависят от опийного урожая. Разрушенные сады можно было перестроить, уничтоженные отары восстановить, как и потерянные запасы семян и разрушенные системы орошения, которые когда-то поддерживали разнообразное сельское хозяйство до этих десятилетий войны. Если международное сообщество смогло бы понизить зависимость страны от незаконного опия, усилив устойчивое развитие сельских районов, то, возможно, Афганистан перестал бы быть главным наркокурьером планеты — и, возможно, годовой цикл насилия прервался бы навсегда.
