Каким образом в XXI веке людей превращают в рабов, сколько стоит младенец, девушка и взрослый мужчина, как не стать жертвой вербовщиков и что делать, если вы видите попрошайку на улице или в переходе?
- Какие виды современного рабства существуют?
— Есть три вида рабства. С одним из них вы встречаетесь практически каждый день и можете даже не подозревать, что люди, которых вы видите, — рабы. Это попрошайничество, дело рук так называемой нищей мафии. Второй вид — трудовое рабство. Третий — сексуальное.
— Как становятся рабами?
— Если говорить про сексуальное рабство, то часто девушки откликаются на объявления в духе «самое известное модельное агентство Европы ищет девушек модельной внешности для работы», — при этом там указана почта, допустим, misha69-mail.ru. И на такие объявления, к сожалению, девушки ведутся.
А сейчас еще многих нигерийских девушек заставляют заниматься проституцией с помощью магии Вуду.
Им обещают работу в Москве, где они смогут зарабатывать швейным делом или уборкой. По приезде их запугивают властями: приходит человек в полицейской форме (причем это обычно африканец, они особо не заморачиваются) и говорит, что здесь за всем следит и все должны ему подчиняться. Потом девушкам отрезают локон и говорят, что если они не отработают по 50 тысяч долларов, то их самих и их семьи убьют с помощью магии. И девушки этого боятся.
В 2013 году один из наших волонтеров купил в игрушечном магазине бубен, пришел с ним к одной из девушек, которая была якобы заколдована, постучал в него и сказал, что магия снята. Так мы ее освободили. Никто не умер.
Но бывают и самые, казалось бы, обычные ситуации. Двум девушкам из Казахстана предложили на лето поработать в магазине в Гольяново. Сначала им задерживали зарплату, говорили: «Зачем вам деньги? Вы же живете, и всё хорошо», — и девушки даже надеялись получить свои деньги, а потом незаметно начиналось насилие. Сначала их в шутку закрывали где-нибудь в кладовке, потом били за провинность, а потом — всё: одна оказалась в рабстве на 12 лет, другая — на 6. И если бы не их матери, которые к нам обратились и которые до этого безрезультатно ходили в полицию, девушки, скорее всего, так и остались бы в заточении.
Второй распространенный вид рабства — трудовое. Если ваши родственники живут в регионе и собираются переехать в крупный город, то они — потенциальные жертвы вербовщиков, которые орудуют на вокзалах.
Часто приезжему из провинции хватает денег только на путь до Москвы. Работу он ищет по объявлениям, живет на вокзале и думает, что за день-два успеет всё устроить. Вербовщики это хорошо знают, они и предлагают таким людям трудоустроиться.
Я как-то проворачивал операцию, собирался сыграть приезжего из Мордовии. Его не получилось, поэтому переквалифицировался в бомжа — бомж из меня получился хороший. Дело в том, что до этого очень много людей увозили с площади трех вокзалов. Увозили в Дагестан, на Северный Кавказ, и у нас была задача отследить всю эту схему.
И вот полторы недели я на вокзале пил «Балтику 9», был одет соответствующе, жил там и по ходу дела выяснил много других криминальных схем, например, почему таджики не получают зарплату, но продолжают работать — потому что все, кто приезжают из Узбекистана, Таджикистана, подходят к ним, тем таджикам на вокзале, и узнают, где сделать липовую регистрацию, они ее и продают.
— И вас завербовали?
— Да, несмотря на то, что я был бомжом. Просто все бездомные в курсе этих схем, и все, кто там были, говорили мне, что ни в коем случае нельзя соглашаться ни на какую работу. Но мне нужно было собрать доказательства. Я продолжал сбомжовываться: не мылся, спал то на вокзале, то в подъезде, то в электричке.
Поскольку я был достаточно упитанный и еще не совсем спившийся, однажды мне предложили отличную работу на юге. Ко мне подошел некий субъект и сказал: «Слушай, ну че ты, может, тебе помочь чем?» — «Да вот я работу найти хочу». — «А сколько зарабатывать хочешь?» — «Ну, сорок чтоб платили». — «Ну вот у меня есть для тебя работа, хорошая, на Каспии, будешь три дня в неделю работать до трех часов максимум, потом рыбу ловить, купаться. Всё у тебя там будет: и работа, и дом, и одежда».
Потом мы доехали с ним до «Теплого Стана». Он меня передал некому человеку по имени Рамазан, получил за меня деньги, и, когда я около автобуса сообщил, что никуда не поеду, мне на это ответили, что за меня заплатили: я должен либо отдать деньги, либо ехать. Потом мне предложили выпить, я, естественно, согласился, чуть-чуть выпил, на донышке. И после этого мне удалось написать лишь одно сообщение сопровождающему, что со мной происходит (всё это время меня вели журналисты нескольких изданий и наши волонтеры).
В итоге меня затащили в автобус и затолкали под сиденье. В алкоголе было какое-то мощное снотворное или что-то подобное, точно не установили.
Где-то на 36-м километре МКАДа этот автобус остановили сотрудники полиции, меня вытащили, сразу отвезли в Склиф. В отделе токсикологии лежал где-то неделю. Если бы я выпил всё, то спал бы еще сутки, прямо до Дагестана.
— Их посадили?
— Нет. У нас есть видеозапись, есть задержанные, есть пострадавший, но следственный комитет отказался возбуждать уголовное дело, передал его в следственный комитет по Дагестану, оттуда — снова в Москву, а сейчас дело сдали в архив.
У нас с этим не очень просто. И если у вас пропадает родственник, он звонит вам и говорит, что его везут в багажнике непонятно куда, вы бежите в полицию, вам ответят: «А вдруг он пошутил, или пьяный был, или не он, а вы хотите за ложное показание сесть? Тогда подождите и через три дня напишите заявление, что он пропал без вести». Вот такая ситуация.
— Вы потом еще проводили подобные операции?
— Было еще раз. Меня загримировали под участника войны, я сидел с медалями на инвалидной коляске. За 15 минут ко мне человека три подошли, спрашивали, от кого я сижу, угрожали, говорили, что здесь сидеть нельзя, что всё поделено. Это же очень прибыльное дело: за час мне накидали тысячи три и даже еду дали. Поначалу было стыдно, но потом как-то освоился.
— А кто эти люди, что вербуют?
— У нас есть две основные группы: цыгане астраханские, но они чаще работают сами по себе, с детьми на руках попрошайничают; и цыгане молдавские, эти пошли дальше, они именно вербуют людей. Находят социально незащищенных граждан: пенсионеров, инвалидов, выпускников детских домов, предлагают им работу в Москве или другом крупном городе, а когда привозят, заставляют попрошайничать.
И они хитрые. Чтобы люди не жаловались, они иногда подсылают своих проверить, не расскажет ли правду такой попрошайка. То есть подходит человек и спрашивает, надо ли чем-то помочь. Если попрошайка рассказывает, что его удерживают, хозяин его сильно наказывает, избивает.
И еще многих из них просто калечат, чтобы они приносили больше денег. В день один такой попрошайка приносит мафии тысяч 15 рублей.
— И сколько людей в год попадает в рабство?
— В год в России пропадает примерно от 80 до 120 тысяч человек, это население большого города. В статистику не входят мигранты, которые пропадают гораздо чаще. В среднем 7 % из этой массы становятся рабами, то есть около 10 тысяч человек. Сегодня в мире примерно 46 миллионов рабов. Это самая большая цифра за весь период существования нашей цивилизации, примерно в 10 раз больше, чем тогда, когда это было законно.
— Если мы встречаем такого попрошайку на улице, мы как-то его можем вытащить?
— Конечно. В первую очередь вам не стоит пытаться задавать ему стандартные вопросы, которые почему-то задают все: «Держат вас или нет?» Стоит попробовать выйти с ним на иной уровень связи, начать спрашивать, откуда он, где учился, работал, есть ли у него родственники.
Чтобы вы понимали, среди попрошаек есть рабы и мошенники. Мошенники от вас будут отмахиваться, а те, кого удерживают, с вами заговорят. Когда человек к вам расположился, попросите у него телефон родственников, наберите, и пусть поговорит.
После этого стоит позвонить нам, и мы, если это Москва, Петербург или Нижний Новгород, приедем в течение часа, главное, не оставлять этого человека без присмотра, чтобы его не увезли.
— Но вот мы стоим в переходе, за ним, что, никто не присматривает?
— Нет, к ним просто периодически подходят и забирают деньги. То есть с ними вполне можно говорить и не опасаться. Как правило, на одну цыганскую семью приходится четыре попрошайки. Они не следят за ними с утра до ночи. И да, не бойтесь поднимать шум. Эти люди из мафии боятся привлекать к себе внимание.
— А что насчет женщин с детьми?
— Тут другое. У нас был случай, когда мы встречали одну и ту же женщину с тремя разными детьми, но у них было одно и то же свидетельство о рождении. Мы указывали на это сотрудникам полиции, а те разводили руками и говорили, что без согласия этой женщины нельзя сделать ДНК-экспертизу, а она никогда его не даст.
Как правило, дети на руках у этих Мадонн живут от полутора до трех месяцев.
Такого ребенка купить очень просто, мы сейчас как раз работаем по нескольким таким делам, вычисляем родителей, которые пытаются продать своих детей. Этим занимаются и мигранты, и российские родители.
— И как купить?
— Вы просто во «ВКонтакте» можете вбить «усыновлю ребенка», и к вам тут же набежит куча агентов, которые предложат вам ребенка купить.
— Сколько стоит ребенок?
— От 60 до 150 тысяч рублей. Женщина с ребенком приносит куда больше, чем женщина с накладным животом. Вообще, законодательно дети у нас никак не защищены. Вот рождается ребенок, мать берет справку о рождении из роддома, ее она должна отнести в ЗАГС. Но до тех пор, пока она это не сделает, этого ребенка не существует. И именно эти дети продаются очень активно.
— А взрослый мужчина сколько стоит?
— Как вы считаете?
— Как-то неловко устанавливать цену. Но раз мы с вами говорим… Тысяч 200–300?
— Вы называете цены Древнего Рима. Сейчас мужчина стоит от 15 до 25 тысяч рублей. Дети дороже, потому что их удобнее использовать. За мужчинами нужно следить, чтобы они еще и не убежали.
Девушка стоит от 80 до 150 тысяч, если симпатичная. Если несимпатичная — тысяч 50. Бабушка жалостливого вида стоит тоже около 50 тысяч.
Инвалид-колясочник — от 80 тысяч, а выходец из детского дома — 30 тысяч. Всё это вместе с доставкой до места работы.
— Попрошаек много у храмов. Вы сотрудничаете с церковью?
— Стараемся сотрудничать, и некоторые монастыри берут недееспособных людей, которых мы освободили, к себе на попечение. Так, например, нам помогли во Владимирской области, монахи взяли к себе парня, он там живет, учится, работает, и ему всё нравится. Но в целом у нас коммуникация с любыми структурами происходит очень тяжело, потому что они не идут на контакт. И вместо того чтобы пообщаться по телефону, мы ведем долгую переписку, у нас даже есть специальный человек, сотрудник прокуратуры, который отвечает на вот такие письма по восемь страниц.
Но многие церкви распространяют информацию о попрошайках, просят не подавать просящим деньги. Еще церкви сообщают нам, если на территории их храма люди просят милостыню. И мы подключаемся.
— Правоохранительные органы вам помогают?
— Очень редко. Приведу пример. У нас есть статья 127. 2 — «Использование рабского труда», и 151 — «Вовлечение несовершеннолетних в попрошайничество». Обе они совершенно сырые: непонятно, кого считать рабом, как это доказывать, как разрешать.
Допустим, вот вы выбегаете на дорогу, подбегаете к полицейскому, говорите, что вас держали в рабстве, а вам отвечают: «Ну, ты же добежал, значит, не держал никто, если бы были на тебе цепи — другой разговор».
А по поводу детей, попрошайкой ведь может считаться не только тот, кто просит, но и тот, кого используют для этого. Если стоит женщина стоит с ребенком, то понятно, она стоит с ним не потому, что его негде оставить, а потому что так больше денег дают. Доказать вину здесь практически невозможно. С 2003 года доказательных дел по первой статье около 30.
Сейчас мы пытаемся через депутатов Госдумы изменить эти две статьи, чтобы у нас под использование рабского труда подходило следующее: когда человек не может отказаться от работы, когда он занимается ею принудительно, испытывает телесные, моральные и психологические травмы, когда его труд не оплачивается.
— Продвигается?
— Мы несколько раз пытались наладить связь с разными партиями, чтобы обсудить законодательство, но пока это все безуспешно.
— Значит, в этой ситуации вы самостоятельно освобождаете людей. Как происходит операция спасения?
— Есть три способа, которыми мы пользуемся: а) тихо забрать, б) громко забрать, в) забрать вместе с сотрудниками полиции. К первым двум мы прибегаем чаще.
Сотрудники полиции, хотя они и не связаны с этими мафиями, не очень хотят, чтобы в их смену и на их участке какие-то активисты вместе с журналистами нашли рабов. И зачастую они стараются раньше найти этих людей и увести их хотя бы на вокзалы. Нет политической воли, чтобы признать, что у нас есть рабство.
Порой полицейский может выслушать человека за чаем и ничего не сделать. Если ты освободился из рабства и написал заявление, тебе как минимум полгода нужно находиться в этом регионе для дачи показаний, для очных ставок, для следственных действий. Но когда человек освобождается, он вообще не хочет находиться в этом месте. А если он уехал, а заявление осталось, то у полиции возникает висяк.
— Вы не договорили про первые два способа.
— Я от них уклоняюсь. Не хочу наговорить на статью. На меня несколько раз пытались возбудить уголовное дело.
— За что?
— Статья 306. 2 — «Организация незаконной миграции». У нас было небольшое помещение, где мы содержали всех тех, кого освободили и кому мы восстанавливали документы. Приехали туда ФМС с полицией и говорят: «А что это у вас люди живут?» — «А где им жить?» — «Ничего не знаем, вот вам статеечка, до пяти лет лишения свободы». Так система сработала против нас.
У всех этих людей в убежище были заявления в полицию, справки из посольства, но, несмотря на это, предоставлять им жилье мы не имели права. В итоге после большого скандала, после писем из ОБСЕ, после того, как доверенное лицо Путина Юденич ходила в Красногорские ОВД и махала тапком на них, всё прошло и дело сдали в архив.
Последнее редактирование:
